Курортная зона - Страница 79

— Но… это не опасно? Вера хмыкнула:

— Опасно? Им? Пожалуй, ужинать в кратере действующего вулкана было бы для них несколько… опасновато . А это — игра, только игра, в которой все вдоволь извозятся в снегу, намаются, натешатся и проголодаются. До тех пор, пока звери не оторвутся от погони или не упадут в снег, что означает, будто они пойманы. Кстати, в старину, когда на охоте присутствовали женщины, морферы-звери моментально сдавались и падали к их ногам. После чего возникло две традиции: женщинам награждать победителей поцелуем, а потом устраивать во Дворце бал и во время танцев договариваться о более интимных наградах… Ты же помнишь, что эти существа готовы охотиться за женским полом бесконечно и ради этого любую затею густо сдабривают эротическими намеками. Большая Охота не исключение. Сначала они потренируются в силе и ловкости, а потом будут оттачивать искусство комплиментов и тайных объятий возле какой-нибудь кадки с филодендроном… Так что готовь губки, детка.

— Только не я! — резво сказала Лариса. — Хватит с меня интимных отношений с морферами. А скажи, единорог — это, часом, не граф Разбазаринский?

— Он самый. Слушай, хор-рошо идет, прямо на мастера спорта.

— Ага. А рысь — кто?

— Князь Путятин. У него на гербе рысь, обремененная куропаткой. В куропатку облекаться при такой охоте, сама понимаешь, несолидно, вот он и рысит.

— То есть они принимают облик зверей со своих гербов…

— Не всегда. Лось — животное не геральдическое, князь Мосальский это понимает, но у него на гербе звезда и дерево, поэтому приходится мужику фантазировать. Остальные — мелкие дворянчики Гундоров и Стойкий, у них и гербов-то, утвержденных Обществом Большой Охоты, нет, поэтому они и выбрали себе образы медведя и волка. Надеются победить и тем самым заслужить следующий титул и герб. И еще призы взять. Поощрительные.

— Мерси за разъяснения.

— II ne faut pas. Прости, я слишком много болтаю и мешаю тебе смотреть представление.

А “представление” было в самом разгаре. Правда, Ларисе оно напоминало не охоту, а какой-то чуть безумный чемпионат по бегу, метанию снежков и скачкам с препятствиями. Кажется, волку удалось-таки оторваться от погони и дунуть в лес (значит, он выиграл?). Единорог носился как бешеный, но собаки его одолели, и он завалился на бок, комически подняв золотые копыта: сдаюсь, мол… Следом за ним рухнули в снег медведь и рысь. Лось, то есть князь Мосальский, держался дольше всех, но и его одолели разъяренные собаки, которых, как думала Лариса, он мог бы разметать одним движением.

“Это никакой не чемпионат. Не охота. Это поддавки. Или хорошо срежиссированный спектакль, участники которого повоюют друг против друга, а потом пойдут веселиться одной компанией. Что ж… Разве это плохо? Даже забавно”.

Снова затрубили рога. Это означало окончание первого загона. Вера пояснила: морферы резвиться могут до бесконечности, а вот собаки и лошади уже выдохлись. А морферы к животным относятся прямо-таки с болезненной нежностью, холят и лелеют. Теперь собакам дадут день отдыха перед следующим этапом Большой Охоты — соревнованиями между сворами, привезенными в зону и выведенными местными заводчиками. Но это зрелище для любителей и знатоков, то есть для морферов. Дальше будут соревнования стрелков — из ружей и даже арбалетов и луков… А пока все возвращаются в имение — отдыхать, делиться впечатлениями и готовиться к балу. …Лариса отказалась от Вериного предложения “пересидеть” у нее время до маскарада и отправилась в свой домик. Чья-то добрая рука навела в нем идеальный порядок, и о том, что некоторое время назад здесь вытворял князь Ежинский, ничего не напоминало. Нежно пахло цветами — на столике стояла ваза с букетом камелий. Из-под вазы торчал уголок визитной карточки: даже не заглядывая в нее, Лариса уже знала, что и букет и карточка — очередное подношение князя Жупаева. После Суда Чести Жупаев просто засыпал Ларису этими знаками внимания, среди коих был даже опаловый гарнитур, который Ларисе не нравился, и к тому же она никогда не носила серег и браслетов. Но дело, конечно, не в гарнитуре, важен сам факт пристального внимания к скромной персоне бывшей отравительницы. То ли князь действительно влюбился, то ли просто не мог опомниться от давнего созерцания обнаженного Ларисиного тела. Она не выясняла и не хотела подробностей. Она этого не добивалась. И ей сейчас было не до романов. Впрочем, если Жупаев предложит ей руку и сердце, она не откажет. Это ведь тоже шанс — стать замужней дамой (вдобавок княгиней) и уехать с явно небедным супругом на край света, где ее не найдут (если, конечно, будут искать). Потому что безвылазное сидение в курортной зоне Ларисе не по душе. Впрочем, и предполагаемый брак с морфером — тоже.

— Уймись, Лариса, — сказала она своему отражению в зеркале. — Все еще можно переиграть.

— То есть? — поинтересовалось отражение. — Убить Веру? После всего, что она для тебя сделала? И сбежать, да? К Фриде. К ее своеобразной любви, которая превращает тебя в пыль и плесень в сравнении с совершенствами фламенги.

— Нет! Я не говорю об убийстве. И с Фридой… С ней невозможно находиться рядом, теперь я это понимаю. Она слишком легко превращает наслаждение в боль, и, кроме того, я все-таки не… извращенка. Я просто уйду отсюда. Вернусь к Нарику…

— Прелестно. Только как ты увяжешь свое появление перед старым приятелем с тем обгорелым трупом, который идентифицировали как некую Ларису Бесприданницеву? И потом, знаешь ли, вряд ли твои коллеги устроят по поводу твоего воскрешения из мертвых вечеринку с коктейлями, серпантином и стриптизом. Скорее всего, Старик уже нашел тебе замену. И он первым тебя устранит. Отправит на тот свет по-настоящему, без права возвращения.