Курортная зона - Страница 74

— Это еще не все!!! — опять взревел Ежинский. — Вы думаете, она сюда явилась, чтобы простыни стелить, да-с?! Полотенца менять?! Нет!

— Ну конечно, — иронично протянул барон фон Вымпель. — Бедняжка явилась сюда для лишь того, чтоб ублажать гениталии князя Ежинского…

— Барон, ваш тон…

— Заткнитессссь! Эта тваррррь пробраласесь сюда, чтобы убить! Отравить! — развопился Ежинский.

— Кого же? — чуть напряглись представители Суда. Им показалось, что Ежинский уже не валяет дурака.

— ГОСПОЖУ ВЕРУ ЧЕРВОНЦЕВУ!!!

Стало тихо. А потом все услышали гневный голос директрисы “Дворянского гнезда” Аркадии Ефимовны:

— Этого не может быть!

— Может! — взвизгнул в ответ Ежинский, крутанулся вокруг своей оси и вмиг стал выглядеть как лондонский денди. Только глаза остались по-прежнему отвратительными. — Может!

Он метнулся к оцепенело замершей на табуретке Ларисе и протянул ей ладонь:

— Скажи им всем, моя сладкая деточка, что это у меня за конфеточка!

На ладони морфера лежал хорошо знакомый Ларисе имплантат. Капсула с ядом. С ядом, которого хватило бы отравить целый Лос-Анджелес…

— Говори, Лариса! — требовал морфер. — Что это такое?!

Ларису прошиб холодный пот, но она отбрила:

— С какой стати? Если на то пошло, то это человеческие дела и говорить я буду только в присутствии моего адвоката. Ясно?

— Вы не правы, сударыня, кем бы вы ни были, — мрачно сказал Глас Правды. — Госпожа Червонцева находится под особым патронажем Общества Большой Охоты. И посягательства на ее жизнь расцениваются как…

— А можно я сама решу, как мне расценивать мою жизнь и так называемые на нее посягательства?

Вера поднялась со своего места в зале и задала вопрос не терпящим возражений тоном. И зашагала к Ларисе, производя бахромой своего пончо легкое сотрясение мозга у попадавшихся на пути зрителей.

— Высокий Суд и все остальные, прошу минул внимания! — прогрохотала Вера, а Ежинскому погрозила кулаком: — Сникни, морфер, и заткнись, пока тебя не спрашивают… Так вот. Да, эта женщина действительно Лариса Бесприданницева. Только она — бывшая убийца. Бывшая отравительница. Дело в том, что ей очень нравятся мои романы. Однажды она написала мне об этом и о том, как ей хочется положить конец своей преступной деятельности. Ей нужно было скрыться, у нее оказалось слишком много врагов. И я предложила ей вариант — жить здесь под чужим именем. Она приехала и спасла мне жизнь, хотя мы знали друг друга только по электронной переписке. Это была судьба. Мы крепко подружились. Посудите сами, если она явилась, чтоб меня убить, у нее для этого была масса возможностей, но почему-то я до сих пор живу-здравствую… Да я сама себя убиваю каждый день, просиживая за гребаным компом по двенадцать часов и питаясь одним “Дошираком”! Что ты там прячешь в ладошке, морфер? Откуда ты выковырял эту дрянь?

— Это капсула с ядом! — крикнул Ежинский. — Я извлек ее из тела Ларисы, когда…

— Че-пу-ха! — проскандировала Вера. — Ты настоящих капсул-то в жизни не видал. А яду — тем более. Давай ее сюда, хрен червивый! Давай, я сказала! Проверять твои слова буду! Хряпну этой бодяги, так и быть! И если это не яд, а твоя моча, морфер, и я останусь в живых, то я все силы положу на то, чтоб в курортной зоне даже запаха твоих носков не осталось! Давай капсулу!

— От-дай! От-дай! — принялся скандировать зал.

— Ежинский, не упрямьтесь, — мягко посоветовал

Главный Судья.

Ежинский подчинился, мрачно хмурясь и ворча нечто нецензурное.

Вера взяла прозрачную пластиковую капельку. Поморшилась:

— Merde, воняет-то как… Морфер, ты бы руки с хлоркой мыл, что ли…

И посмотрела на Ларису.

— Не надо, — выдохнула Лариса. — Вера, нет…

— Не ерунди, — отмахнулась Вера и сунула капсулу себе в рот.

Хрустнуло.

Зал стих, словно умер.

Вера сосредоточенно работала челюстями. Потом выплюнула на пол какой-то изжеванный полупрозрачный комок. Рыгнула и сказала:

— Ненавижу жвачки. — А потом: — Морфер, где же яд? Че-то я ни хрена не помираю…

На Ларису Вера не смотрела.

А Лариса — наоборот.

На писательницу Червонцеву — во все глаза. Потому что яд не мог не сработать! Разве что…

Разве что яда там уже не было.

Но как такое могло случиться, если Ежинский все время держал эту клятую капсулу при себе?

— Так, ребятки, — тем временем развлекалась Вера. — Раз мы меня не хороним, предлагаю отпустить нас с подружкой в ближайшую рюмочную. А то этот сценарий мне уже надоел. Только я напоследок пару раз дам по физии этому уроду, который порочит дорогого моего человека Ларису.

— Не надо! — отпрыгнул Ежинский. — Этого не может быть! Там был яд, был!

— Слушайте, он мне надоел, — колыхнула бюстом Вера в сторону Судей. — Уймите вы уже этого недоделка. И кстати, наказаньице бы ему надо изменить.

— За что? — возопил морфер.

— А нехороший ты. Вредный. И вонючий. Господин Главный Судья, я, кажется, пользуюсь некоторыми привилегиями?

— Да, госпожа Червонцева.

— Насколько я помню, среди них имеется и привилегия так называемого “дополнительного приговора”. То есть на Суде Чести я могу либо облегчить участь осужденного, либо добавить ему жизненных неприятностей.

— Совершенно верно, сударыня.

— Bien. Так я хочу добавить. Господину Ежинскому. От себя лично. Господин Судья Окончательного Приговора, нельзя ли сделать так, чтобы с этой минуты и лет этак примерно пятьдесят господин Ежинский провел исключительно в одном облике — в облике, который я вам предложу.

Судьи посовещались и решили: