Курортная зона - Страница 66

— Подслушают? Черта с два! У меня спина лучше любой звукоизоляции. “Жучков” на мне нет. И в камере их тоже нет.

— Откуда знаешь?

— Лариса, они ведь благородные существа. В какой-то мере. Поэтому считают, что всю нужную им информацию вытянут из тебя непосредственно на Суде. Красиво и благородно.

— Стоп. А предварительное расследование? В чем меня обвиняют? Мне этого не сказали!

— На Суде скажут.

— Но… Какое это, к черту, юридическое рассмотрение дела! Я же имею право вообще молчать! Вообще не являться в суд без адвоката! Кстати, где мой законный один звонок адвокату?

— Забудь. Это не Флорида тебе, не Огайо. Это курортная зона закрытого типа. Зона . Доходит? Здесь все вопросы решаются внутри ограды. И ты будешь искренне удивлена тому, что правовые нормативы внутри ограды разительно отличаются от тех. что приняты снаружи . Я это хорошо знаю, потому что не первый день живу здесь. Многое наблюдала и наблюдаю. Поэтому внимательно тебя слушаю.

Когда Лариса закончила свою печальную повесть драматическим моментом ареста на развалинах старинной церкви, Вера тихо пробормотала:

— Дела… Такое мне и в страшном сне присниться не могло. Лариса, золотко, ты попала так, что я не представляю даже, как могу тебе помочь.

— А ты собиралась помочь?

— Да. Когда шла сюда, думала, смогу взять тебя на поруки, выслушав твою историю и пересказав ее (в своей, конечно, интерпретации) Аркадии. Но такое пересказывать нельзя! Mon Dieu, неужели это случилось?! И прямо под начало сезона Большой Охоты! Ах Ежинский, сволочь, как же он хитро все рассчитал, как он тебя подставил!

— Я не понимаю. — Ларисе отчего-то стало холодно. Даже под пушистой и теплой Вериной шалью.

— Я буду драться за тебя, как сумею, — сказала Вера, так неожиданно употребив глагол “драться”. — Я не знаю, что они придумают, не знаю, в чем именно тебя обвинят, но одно ясно: своего они постараются обелить. Даже если свой — такой мерзавец, как Ежинский.

— Подобное — к подобному… — прошептала Лариса.

— Да. Потому я тоже придумаю, что им противопоставить. Господи, Лариска, до твоего приезда я не знала, что я — живой человек, а не приставка к компьютеру, творящая вымышленные миры с вымышленными проблемами! Спасибо тебе. Хотя, конечно, то, что я сейчас сказала, звучит бестактно.

— Забудь, — усмехнулась Лариса.

Вера отлепилась от двери, вплотную подошла к Ларисе, прошептала, почти касаясь губами ее уха:

— Где сейчас камень?

— А почему ты спра…

— Потому что морфер не может коснуться этого камня и не распасться. Этот клятый камень — их главная ценность, потому-то они без конца его ищут (помнишь нарытые везде ямы?). Но он для них и смертельная опасность до той поры, пока они не обретут второй бриллиант — тот, что был подарен Екатерине Второй.

— Чертовщина какая-то…

— Никакой чертовщины. Морферам нужны оба камня. Один, как оказалось, был у них под носом. А второй…

— Второй…

— Его хранят фламенги . Черт, Лариска, это страшно долгая история, а у нас на исходе время!.. Где камень?

— У меня.

— Так.

— Я почему-то знаю, что ты захочешь, чтобы я отдала его тебе, Вера. И я не вижу причин поступить иначе.

Лариса на мгновение отвернулась, прикрыв рот ладонью, а еще через мгновение на ее ладони лучился бриллиант. Правда, слегка обслюнявленный.

— Забирай, — просто сказала Лариса и сама сунула впавшей в ступор Вере камень. В нагрудный карман ее джинсовой рубашки. — Я думаю, что именно за ним-то ты и пришла. А не затем, чтоб оказать помощь… лучшей подруге.

Тут Вера вышла из ступора:

— Нет! Лариска, как ты не понимаешь?..

— Я многого не понимаю. И не знаю. Знаю только, что влипла и ждет меня суд. Но согласно некоторым религиозным концепциям Суд так или иначе ждет каждого из нас. Поэтому я постараюсь философски отнестись к своему теперешнему положению. Счастливо тебе, Вера. Спасибо, что зашла, выкроила время между написаниями своих нетленных шедевров.

— Сволочь ты… Я-то к тебе шла с лучшими намерениями…

— Oui, certainement, — лучезарно улыбнулась Лариса. Возможно, что это была самая сияющая из арсенала ее улыбок. — Удачи вам, сударыня, в любом деле, какое бы вы ни выбрали. Даже если это дело заключается в предательстве. И спасибо вам за шаль. Не забудьте ее забрать и отправить в стирку после того, как я ею воспользовалась. Adieu.

— Дура! — выкрикнула толстая Вера, и на мгновение Ларисе показалось, что писательница плачет.

Мгновение было слишком коротким. Дверь за Червонцевой захлопнулась. А потом об эту дверь мягко, с плюшевым звуком ударилась отброшенная Ларисой пушистая шаль…

…Теперь она смотрела на вошедших Судей.

Одно хорошо — выглядели они как люди. Впрочем, это. как вспомнила Лариса, было лишь исполнением морферовского принципа: живя среди большинства, выглядеть как большинство. Они не рядились в черные мантии и пропахшие нафталином парики. Они не выглядели угрюмыми старцами, наслаждающимися единственным доступным этому возрасту удовольствием — вынести самый суровый приговор. Пожалуй, для Судей они выглядели даже чересчур молодо и эффектно: строгие и явно дорогие костюмы, посверкивание сапфировых запонок в ослепительно белых тугих манжетах, крахмальные воротнички, подпирающие волевые подбородки свежевыбритых суперменов…

Словом. Судьи выглядели великолепно.

Нет.

Судьи выглядели ужасно.

Ибо абсолютная безупречность способна внушать не восторг, а ужас.

Они не злы.

Они не добры.

Они благородны и безупречны.

А это для слабого и изъеденного страстями человеческого сердца куда страшнее, чем привычное зло и менее привычное добро. Покойная графиня Делянова была права. Лариса только сейчас поняла пугающую правоту слов призрачной красавицы в траурном платье из вечной тьмы…